синдром фредди крюгера
Все окна в здании были схвачены надежными решетками. Запирались каждая комната, лестничный пролет, сортир. Тишина была гнетущей – как в могильном склепе, эхо – гулким, а дверные петли скрипели так, словно кладбищенский "старатель" пытался приподнять крышку старого гроба. Это была клиника. Психиатрическая клиника. Здесь содержались только безнадежные и очень опасные больные.
Стефан был вхожим в это заведение. На последнем курсе медицинского колледжа он увлекся Фрейдом, загадкой бессознательного и ореолом таинственности вокруг больных и их целителей. Специализация была длительной и поэтапной. Стефан видел недоразвитых детей и слабоумных стариков, общался с шизофрениками, выслушивал заумный психоаналитический вздор и паранаучные теории о жизни после смерти и астральных оболочках. Вскоре Стефан понял, что совершил ошибку. Мир безумия был чуждым и непознаваемым. Он калечил больных и их врачей. "Еще один цикл – и уйду прочь,– решил Стефан.– Лечить обычную простуду, к примеру...".
В клинике его ознакомили с внутренним распорядком, вручили "персональную" связку ключей и посоветовали быть осмотрительным. Поскольку врач, работавший в тринадцатом отделении, внезапно уволился, Стефан временно занял его место. Персонал был немногочисленным. Несколько медсестер, санитары, престарелый ординатор. В тринадцатом отделении было тринадцать палат.
Ординатор встретил новичка довольно сухо.
– Стефан? – только и спросил он. И добавил:– Мой тебе совет – беги отсюда поскорее. Жизнь там, за стенами богадельни!
Так они и общались – изредка и только по работе. Стефан не удивлялся. Он наблюдал за происходящим с мрачным интересом экскурсанта. Психиатры замыкаются со временем, становятся угрюмыми и все более чудаковатыми. "Индуцированное – наведенное – состояние психики,– догадывался Стефан.– Так преданный пес становится похожим на своего хозяина".
Больных Стефан и ординатор осматривали вместе. Утренний обход, впрочем, был символическим. Под охраной крепких санитаров врачи заглядывали в палаты, изредка перебрасывались с пациентами несколькими фразами – и убирались прочь. Вскоре этот ритуал утратил для Стефана значимость. Ординатор отмалчивался, а Стефан и сам понимал бессмысленность каких-либо действий. Здесь содержались даже не больные, но человеческие существа, изначально устроенные иначе – маньяки, убийцы, насильники. Они от рождения обладали иным качеством психики, изменить которое было невозможно. Их изолировали в больницах и принуждали питаться мощными антипсихотиками. Пилюли, капсулы, инъекции... Пациенты становились безвольными, медлительными, иногда плаксивыми. В таком состоянии они неспособны, к примеру, совершить убийство, но стоило прервать курс, и они опять становились иными – непредсказуемыми и чрезвычайно опасными. Шансов излечиться и обрести свободу у них не было. Они прозябали в клиниках до конца жизни.
Только доступ в тринадцатую палату Стефан получил далеко не сразу. Историю болезни ординатор прятал в отдельной папке, а палату посещал изредка – раза два-три в неделю. Стефан не торопил события. Он понимал, что у каждого есть свой собственный скелет в шкафу. После утреннего обхода Стефан изредка делал назначения, потом до конца рабочего дня смотрел в потолок или в окно с крепкими внутренними решетками. Время тянулось медленно и уныло. Шаги санитаров в коридоре, звон ключей, повизгивание дверных петель. Стефан потягивался, зевал, даже уснул однажды прямо за письменным столом. Иногда Стефан устраивал себе экскурсии по всей больнице. Палаты с круглосуточным надзором, беснующиеся пациенты... Стефан уже успел "окуклиться" – обрести в какой-то мере профессиональную черствость, без которой работать с психическими больными, увы, нельзя. Только в детском отделении Стефан терял уверенность. У него всегда возникало чувство вины, когда он видел недоразвитую пятилетнюю девочку. Она целыми днями сидела на кроватке и без устали качалась туловищем – взад-вперед, взад-вперед. Кормили ее насильно, а лечить уже отчаялись. И таких здесь было большинство – замкнутых, с пустыми глазами, не владеющих человеческой речью. Только очень немногих выводили на прогулку. Песочница, бесхитростные игрушки, скамейки, особые безопасные качели, и большая, в два человеческих роста, каменная стена. Маленькие узники следовали цепочкой за няней и напоминали выводок утят. Очень больных утят... Они не умели играться, а солнечный свет, зачастую, пугал их. Они жались к стене, нахлобучивали свои вязаные шапочки на глаза, всхлипывали. "Да уж, нет зрелища печальнее на свете...",– вздыхал Стефан. Он уходил из детского отделения подавленным и растерянным.
И еще Стефан подолгу просиживал в архивах. Он поднимал истории своих больных. Некоторые из пациентов находились здесь по десять лет и более. В большинстве случаев они были весьма неприметными личностями. Это качество делало их неуловимыми и особенно опасными. Добропорядочные отцы семейств, механики, бизнесмены средней руки... Но когда тайная пружина переключала их подсознание в "режим убийцы" – они убивали без малейшего колебания. Стефан листал пожелтевшие страницы, делал пометки. Ему казалось, что он читает очень большой и страшный роман о безумии человеческом. Последней главы здесь не существовало. Ее дописывали все новые и новые соискатели на авторство...
Только через полгода старик позвал его с собой в тринадцатую палату. Стефан не обольщался. Он понимал, что это шаг вынужденный. Ординатор уходил в отпуск и попросту не мог оставить таинственного пациента без присмотра.
Ничего особенного Стефан не увидел. Обычная для этой клиники палата: крошечный душевой блок, койка, откидной столик и стул, намертво привинченный к полу стальными болтами. И, конечно же, двойная решетка на окне. На стуле сидела светловолосая девочка. Худенькие руки, ноги, лукавые ямочки на щеках, незатейливое платьице... Крепкие санитары со свирепыми лицами следили за каждым движением маленькой пленницы. Рядом с ними она казалась беззащитной и почти беспомощной. Старик справился о ее самочувствии, поинтересовался, принимает ли она пилюли или, как прежде, выбрасывает в унитаз – и пошел прочь. Уже в холле Стефан оглянулся. Санитары удерживали девочку за предплечья, но она не обращала на них малейшего внимания. Она смотрела на Стефана с легкой и почти беззаботной улыбкой. В ее глазах Стефан заприметил нечто... странное. Скрытую грустинку? Боль? Или, возможно, безумный цинизм убийцы...
– Некая Фиона, тринадцать лет, уже два года находится в клинике и очень сомневаюсь, что когда-нибудь выйдет из нее,– сообщил ординатор, когда они уселись в его кабинете. Старик приготовил отличный кофе и выставил на стол пепельницу. Стефан достал сигареты, они закурили и еще некоторое время сидели молча.
– Она... странная. Очень странная,– обронил старик, просматривая историю болезни Фионы.
"А здесь все с приветом,– подумал Стефан.– И больные, и, увы, персонал...".
– Количество ее жертв не поддается определению,– продолжил старик.– Точно установлено, что она имеет отношение к гибели семи человек. Да-да, Стефан, не удивляйся. Эта хрупкая и беззащитная, с виду, девочка убила их с чрезвычайной жестокостью. Она их разделала, как свиные туши на бойне.
– Семь человек? – переспросил Стефан.
– Полиция не уверена, возможно и больше. Фиона из провинции. Такой себе глухой городишко, где все друг друга знают, и где жизнь ползет медленно и уныло, как улитка по стеклу аквариума. Там нет каких-либо военных баз, магнитных аномалий или вредных примесей в источниках. Там ничего не происходит, а люди, как это бывает в глуши, ленивые, в меру тупые и довольно плодовитые. И вот в этом идиллическом фермерском захолустье происходит убийство. Захмелевшие аграрии иногда могли устраивать драки с использованием кухонных ножей, бейсбольных бит, или, даже, оружия. Револьвером в этой благословенной стране никого не удивишь. Фермеры, однако, отдавали предпочтение кулачным мордобоям. Преднамеренных убийств не припомнят даже старожилы. Но в этот раз произошло нечто экстраординарное. Трупа, собственно, не существовало. Изнывающий от безделья шериф обнаружил на обочине дороги искромсанную одежду, впечатляющую лужу крови и мелкие кусочки человеческой плоти. Закаленный не менее кровавыми телеужасами, он хладнокровно осмотрел место преступления. По количеству ботинок, отсеченных пальцев и глазных яблок он пришел к закономерному выводу, что здесь угодили под нож как минимум два человека. Шериф почуял неладное и решил держаться от этого дела подальше. Он вызвал полицию штата и в следствии принимал участие только как экскурсовод. Это, возможно, и спасло ему жизнь.
Личности убитых установили довольно быстро. Один из них владел продуктовой лавкой, а другой работал на бензоколонке. В их крови обнаружили алкоголь, но совсем немного, как после трех банок пива. Упитанные мускулистые парни, умевшие постоять за себя. Кто-то "измельчил" их, как овощи для салата. И никаких следов, мотивов и орудия убийства! Следствие зашло в тупик. Потом на местной свалке обнаружили еще один труп. Метод умерщвления был тот же – методичное расчленение тела чем-то чрезвычайно острым. И опять никаких следов или, хотя бы, малейшей зацепки. Все шло к тому, что дело закроют, и оно будет пылиться в архиве. Следственная бригада уже собиралась уезжать, когда таинственный убийца прикончил двух детективов. Он разделал их на мелкие части прямо в служебной машине. Поднялся шум, но дело, все же, в интересах следствия сумели засекретить. Бригаду существенно усилили. Дактилоскописты, психологи, лучшие эксперты. Они топтались на месте, пока не прибыли двое федеральных агентов – такие себе "малдер" и "скалли", насмотревшиеся икс-файлов и верящие в летающие тарелки, оборотней и истину "где-то там". Как они вышли на Фиону установить не удалось. Однажды они предложили шерифу съездить в один дом после захода солнца и кое с кем пообщаться. Шериф отвез их, но войти в дом отказался наотрез. "Все убийства происходят ночью,– объяснил шериф.– Я лучше постою снаружи с револьвером наготове. Постерегу вас... и себя". Агенты, наверное, подумали, что он обычный трусоватый провинциальный коп, ставящий им палки в колеса. Примерно через полчаса шериф услышал странный шум внутри дома, потом раздались выстрелы, истерический хохот и душераздирающие вопли. Шериф вызвал группу захвата. Дом штурмовали. Разбитые окна, взломанные двери, слезоточивый газ... Внутри обнаружили только престарелую бабку и маленькую девочку. Старуха отдыхала в своей комнате на втором этаже и была глуха, как тетерев. Она не слышала воплей. Девочка была вся в крови и бормотала что-то нечленораздельное. "Скалли" и "малдер"... Ты помнишь, Стефан, "Молчание ягнят"? Ганнибал Лектор, большой поклонник человеческой печени, убил надзирателей. Одного он скальпировал, другого распял прямо на прутьях своей клетки. Что-то подобное проделали и с "малдером". Убийца пригвоздил его лыжными палками к стенному шкафу, и "малдер" мог наблюдать, как "вскрывают" его напарницу. А потом, когда со "скалли" было покончено, наступила очередь "малдера". Убийце, однако, помешала штурмовая группа. Минут десять агент еще держался. У него было множество колотых и резаных ран. Он бредил, терял сознание, потом прошептал имя девочки и умер.
Фиону, конечно, изолировали. Детективы клятвенно утверждают, что многочисленные пятна крови на лице и одежде девочки непостижимым образом исчезли еще до того, как они доставили Фиону в полицейский участок. Эксперты даже не смогли установить, чья это была кровь – "скалли", "малдера" или Фионы. Они вообще ничего не обнаружили на теле девочки – каких-либо ссадин, царапин, сломанных ногтей! Весьма зыбкой уликой против Фионы был только предсмертный лепет "малдера". Тем не менее, девочку изолировали. Ее увезли от греха подальше в специальный федеральный центр – и убийства в городе прекратились! Следственная бригада убралась прочь, люди постепенно успокоились, а шериф вновь мог без всякой опаски собирать возле бара и в придорожных канавах бесчувственные тела захмелевших фермеров и доставлять их по месту жительства.
Фиону тщательно обследовали. Каких-либо отклонений в развитии обнаружить не удалось. Обычный ребенок. Фиона легко шла на контакт. Она ничего не помнила – ни "малдера", ни "скалли", ни, тем более, предыдущие жертвы. Косвенные улики, бред агонизирующего "малдера" и конец кровавого кошмара в городе сочли недостаточными доказательствами ее вины. Ни один суд присяжных не поверил бы, что эта маленькая девочка убила шесть здоровенных мужиков и одну женщину. Отпустить Фиону, однако, не рискнули. После года перекрестных допросов, всевозможных тестирований и проверок на новейших "детекторах лжи", ее "списали" к нам в больницу. Вот такая история.
Старик взял тайм-аут. Он приготовил новый кофе, достал из шкафа бутылку коньяка и разлил его в маленькие рюмки. Стефан вдохнул свой наперсток одним глотком. Старик вновь наполнил его рюмку, и теперь они выпили уже вместе – без тостов и каких-либо напутствий. Потом они пили кофе и курили сигареты – одна за другой.
– Вина Фионы не доказана,– заметил Стефан.– Девочку изолировали только потому, что кто-то сомневается в ее причастности или непричастности к убийствам.
– Но убийства прекратились! – напомнил старик.– К тому же, убивать "скалли" и "малдера" больше было некому.
– Почему считается, что она причастна как минимум к семи убийствам?
– Очень схожие побоища случались и в других городах – и, примерно, в одно и то же время. Кровь, растерзанные трупы... Убийства прекратились после поимки Фионы. В полиции уверены, что это не случайность.
– Но Фиона в схватке с взрослым... Нет, это невозможно!
– В том-то и дело,– согласился старик.– Убивала ли Фиона? Если убивала, то как и чем? Ведь всем жертвам она существенно уступала в физическом развитии.
– Убийства действительно происходили ночью? – поинтересовался Стефан.
– Во всяком случае, после захода солнца...
– А шум? Шериф услышал странный шум, когда агенты вошли в дом?
– Металлические... щелчки. Что-то в этом роде. Звук напоминал пощелкивание садовых ножниц. Или бряцание лезвий... Несколько тупых ножей в доме обнаружили. На кухне.
– Кто родители девочки?
– Мать была медсестрой, отец мелким бизнесменом. Они погибли через три года после рождения Фионы. Автокатастрофа. Фиону воспитывала бабка. Родителей девочка не помнит. Психических заболеваний в семье не было.
– Обычный здоровый ребенок...– удивился Стефан.– И такие убийства?!
– Поразительный случай,– согласился старик.
Стефан вспомнил убогое убранство палаты, решетки на окнах и улыбающуюся девочку. Фионе предстояло провести здесь всю жизнь. Он вздохнул.
– И как это объяснить? – спросил Стефан.– Неужели вы считаете, что ребенок мог совершить эти убийства?
– Да, считаю,– ответил старик.– Больше того – я уверен в этом. Убивала Фиона, вернее, нечто сокрытое в ней. Я наблюдаю за Фионой уже два года. У меня возникла интересная теория. Увы, пока бездоказательная...
Старик внимательно посмотрел на Стефана, как бы колеблясь, стоит ли продолжать.
– Да, я слушаю,– заверил Стефан.– Я поклонник Стивена Кинга и паранормальных небылиц.
– Синдром Фредди Крюгера,– почти торжественно объявил ординатор.– Не напрягайся Стефан, его не существует в учебниках.
– Вы смотрели этот фильм?
– Кое-что слышал, видел отрывок, но после знакомства с Фионой посмотрел фильм целиком. "Кошмар на Улице Вязов". Я, вообще-то, Фома неверующий и мистические предрассудки мне чужды. Но уж больно все напоминало мрачную голливудскую поножовщину.
– Нечто сокрытое в ней,– повторил Стефан.– И вы стали изучать ее сон?
– Совершенно верно. Мне даже не пришлось снимать новые энцефалограммы. В федеральном центре Фиону обследовали с беспримерной тщательностью. Девочку разобрали по молекулам...
– Гены жестокости, насилия? – спросил Стефан.– О них столько шума в последнее время.
– Хромосомный набор в полном порядке. Никаких генов агрессивной личности. Тестирование не определяет у девочки склонности к аномальному поведению. Даже во сне, когда сознательный контроль отсутствует, никаких отклонений. Фаза быстрого сна, фаза медленного сна. Казалось бы, полная норма. Но мне показалось странным, что Фиона не видит снов. Вернее, не помнит их. Я стал проецировать кривые энцефалограмм друг на друга и в трех случаях заметил на некоторых зубцах еле приметную "рябь". Мне показалось странным, что "рябь" возникает всегда в три часа ночи и только в полнолуние.
– Три часа ночи – час Быка! – вспомнил Стефан.
– Да, мрачное время. И потом, эти лунные циклы... Я сверился с астрономическим календарем. "Рябь" становилась видимой, когда луна в ночном небе полностью округлялась. И я стал дожидаться очередного полнолуния...
Стефан вопросительно смотрел на ординатора. Он ждал продолжения. Стефан тоже был Фомой неверующим, но эта история его заинтриговала.
– Увы, меня ждала неудача,– сообщил старик.– Три полнолуния подряд я приезжал в клинику часам к двум ночи и до утра наблюдал за Фионой. Я не обнаружил ничего странного. Да, на мониторе энцефалографа появлялась "рябь" – но не более. И я забросил наблюдения, пока не догадался однажды отменить Фионе антибредовые препараты. Негласно, конечно же... Я подменил капсулы безобидным мозговым энзимом, а когда Луна опять округлилась, к трем часам ночи был возле палаты Фионы. Там в двери есть глазок и специальная ниша для подачи пищи. Ниша действует по принципу клапана, а прозрачная перегородка в ней поднимается только снаружи. Стекло очень толстое, разбить или выломать его практически невозможно. Я приволок стул, уселся перед дверью и стал наблюдать за Фионой через это прямоугольное отверстие. Вероятно, я... вздремнул. Фиона исчезла! В каждой палате горит ночник. Света вполне достаточно, чтобы различать предметы внутри. Одеяло валялось на полу, а койка была пустой! Фиона могла находиться сейчас в углу возле двери. Я пододвинулся к краю ниши. Возле душевого блока мелькнула тень, потом послышалось металлическое... бряцание. Так звенит связка ключей. Или садовые ножницы! Я вспомнил, было, рассказ шерифа о странном металлическом звуке в доме Фионы, когда раздался сильнейший удар в дверь. Видишь, Стефан, эти оспины у меня на лбу и щеках? Осколки "небьющегося" стекла вонзились мне лицо, а в нише я увидел мозолистую ладонь лесоруба и множество... ножей. Да-да, это были острейшие металлические лезвия. Они возникали из конечных фаланг пальцев. "Указательное" лезвие дернулось вверх, но я успел отшатнуться, и удар пришелся по подбородку. Опоздай я на долю секунды, и мой труп нашли бы здесь, возле тринадцатой палаты – в луже крови и с перерезанным горлом!
Ординатор ослабил галстук и расстегнул воротник. На его шее Стефан увидел белесоватый шрам.
– На этом я прекратил эксперименты,– заключил старик.– Мне стоило немалых усилий замять скандал и "оправдать" разбитое стекло и свою обезображенную физиономию. Фиона опять начала принимать лекарства, а я больше не подсматривал за ней в полнолуние.
Они оприходовали уже полбутылки, но Стефан не чувствовал эйфории. Эти убийства, Фиона... Он представил старика возле тринадцатой палаты и ладонь с кошмарными лезвиями в нише. Он почувствовал вдруг угрозу – абстрактную, но вполне осязаемую.
– Но утром вы обследовали девочку? – спросил Стефан.
– Фиона проснулась и, как обычно, ничего не помнила. Она очень удивилась, когда увидела осколки стекла на полу и поврежденную нишу. На ладонях девочки не было ссадин. В палате я не обнаружил никаких металлических лезвий.
– Итак, синдром Фредди Крюгера?
– Иногда мне кажется, что создатель "Кошмара на Улице Вязов" где-то встречал свою "фиону"... Возможно, ночью мы "тонем" – погружаемся в бессознательное. И тут уж как кому подвезет. Спокойные течения почти незаметны, завихрения рождают кошмары, а мощные водовороты увлекают таких, как Фиона, в мрачную бездну.
– И превращают таинственным образом в убийц?
– Я не знаю, что сокрыто в Фионе,– признался старик.– Я вообще теперь не уверен, в каком мире существую.
Они засиделись. В окне Стефан увидел белесоватое бельмо Луны. На ее диске имелась полукруглая выемка. До полнолуния оставалось еще добрых полторы недели.
– Я ухожу в отпуск,– сказал напоследок ординатор.– Ты останешься опекать маньяков, убийц – и Фиону. А теперь выпьем по последней и уйдем отсюда прочь – в мир, где нормальных людей, как нам кажется, подавляющее большинство.
Человек существо любопытствующее и, возможно, только поэтому смог подняться из первобытной грязи. Час Быка, загадочные убийства, юная пленница... После некоторых колебаний Стефан подменил антипсихотики безобидным общеукрепляющим средством. Он подыскал идентичные по форме и цвету капсулы и лично вручал их Фионе. Персоналу он объяснил, что проводит с девочкой психотерапию, но на самом деле опасался, как бы опытная медсестра не подметила несколько иную маркировку капсул.
Фиона встретила его приветливо.
– Вы мой новый врач? – спросила она лукаво улыбаясь, когда Стефан впервые появился в ее палате без сопровождения.
– Ординатор временно отсутствует,– уклонился от прямого ответа Стефан.– А тебе, вообще-то, нужен врач?
– Ну, вам виднее,– заметила девочка.– Ведь это больница, а у каждого больного должен быть свой врач.
– Совершенно верно, больница,– согласился Стефан.– И я так понимаю, тебе здесь не очень нравится.
– Решетки на окнах, засовы...– вздохнула Фиона, и улыбка погасла в ее глазах.– Играть здесь не с кем. Мне даже кукол не дают.
Она тоскливо посмотрела в окошко под потолком.
– Прогулки запрещены. Посещает меня только врач. И эти санитары... Я сбегу отсюда! – заявила Фиона.– Вот увидите!
В этом Стефан очень сомневался. Из клиники для особо опасных больных еще никто не убегал хотя бы потому, что пациентов здесь надежно "притормаживали" лекарственными препаратами.
Стефан посещал тринадцатую палату дважды в день – утром и где-то часов в пять, когда уходил с работы. Фиона привыкла к нему и принимала его визиты как должное. Она глотала капсулы, потом Стефан болтал с ней о престарелой опекунше, ее бывших подругах, школе. Он пытался восполнить девочке недостаток общения, как-то скрасить ее унылое и бессмысленное существование. И еще Стефан надеялся, что Фиона постепенно раскроется, и демон безумия непременно себя обнаружит. Стефан привык к Фионе. Так привыкают к бультерьеру. Чувство опасности притупилось, и Стефан иногда пытался сдерживать себя. Он играл с огнем. Сокрытый в этой хрупкой девочке полуночный убийца мог существовать на самом деле.
Увы, десять дней "воздержания" от лекарств никак не повлияли на Фиону. В полнолуние Стефан четыре ночи кряду дежурил возле тринадцатой палаты, но ничего странного не приметил. Сон Фионы был безмятежным. Никаких подозрительных звуков или прячущихся по углам привидений. Стефан не удивлялся. Последействие лекарств могло продолжаться. В любом случае до следующего полнолуния ординатор не вернется в больницу, и Фионе представится еще одна "попытка".
Стефан наблюдал за Фионой – каждым ее жестом, словом. Иногда ему казалось, что девочка смотрит на него слишком... пристально, что кто-то другой, сокрытый внутри, тщательно его изучает. Это незримое присутствие начинало пугать Стефана. Хотя, быть может, он и ошибался. Он мог наслушаться всяких историй о гибели "скалли" и "малдера", и стать слишком мнительным.
– Ты можешь объяснить, почему ты здесь, Фиона? – спросил Стефан однажды.– Почему тебя содержали почти год в федеральном центре, а потом перевели в эту больницу?
Фиона не растерялась. Она даже не помрачнела.
– Они уверены, что я убила агентов,– все так же улыбаясь ответила девочка.– И многих других...
– Но разве не так?
– Агенты... Да подними я на них руку, они просто оттягали бы меня за уши. Или ремнем выдрали! Или я не права?
– Но ведь кто-то же их убил?
– Убил,– согласилась Фиона.– Кто-то очень крепкий и ловкий. Властелин ночи...
– Властелин ночи? – насторожился Стефан.
Фиона уже не улыбалась. Она смотрела на Стефана, как изголодавшийся уж на лягушку. Голос девочки стал низким, почти осипшим, черты лица заострились. Метаморфоза была столь внезапной и разительной, что Стефан вспомнил о санитарах. Ведь предупреждал его старик...
– Ночью все иначе,– сказала Фиона.– Мир обретает иное качество. Луна – солнце ночи – не затмевает звезды. Мы прозреваем. Мы видим планеты, удаленные галактики. Мы вдруг понимаем, что Земля вовсе не пуп Вселенной, и жизнь существует во мраке – истинном и вечном! И ночью невозможное становится возможным...
Стефан вышел из тринадцатой палаты и притворил дверь. "Вот оно, безумие,– подумал он.– Бредовая система умозаключений, не поддающаяся коррекции". Стефан задержался в клинике допоздна. Впервые у него возникли некоторые опасения, и он долго размышлял, стоит ли продолжать эксперимент. А на следующий день, с утра пораньше, Стефан был в тринадцатой палате и опять подменил лекарства. Он хотел надеяться, что подвергает опасности только себя...
Фиона, безусловно, изменилась. Она все также улыбалась и шутила, но улыбка с каждым днем тускнела, а присутствие в палате еще кого-то становилось все более явственным.
"Ничего удивительного,– пытался успокоить себя Стефан.– Шизофрения, расщепление психики. Личность Фионы раздваивается, и сокрытая внутри ее часть несет всякую чепуху о Вселенной и жизни во мраке. И о Фредди Крюгере...". Стефан выяснил, что сериал о полуночном убийце Фиона знала наизусть.
– Милашка Фредди, он так страдал,– сокрушалась Фиона.
– Это сказка,– возразил Стефан.– Вымысел. Такие фильмы в твоем возрасте смотреть не стоит.
– Вымысел, реальность... Порой, различить их невозможно. Конечно, есть много глупых историй о разных чудовищах. Но Фредди Крюгер существовал. Я это знаю наверняка!
Стефан не стал доказывать обратное. Дети верят в эльфов, троллей и Санта Клауса. Проблема состояла в том, что Фиона уверовала во Фредди Крюгера – маньяка из фильма ужасов. Впрочем, Стефан уже не думал, какие фильмы подросткам смотреть не стоит. Он следил за календарем, звездами и лунным циклом. До полнолуния оставалось три дня.
Стефан отчаянно зевал и пялился в прямоугольное отверстие для подачи пищи. Сквозь толстое предохранительное стекло он видел Фиону, единственную узницу тринадцатой палаты. Он ждал, когда наступит час Быка – три часа ночи. Медсестра ушла в комнату отдыха, а санитары играли в очко во вспомогательном помещении.
Расслабился и Стефан. Он был почти уверен, что ему предстоят две-три бессонные ночи, и ничего особенного он не увидит. Он просто хотел завершить эксперимент. К полтретьему ночи он вздремнул. Не помог даже термос с очень крепким кофе. Стефан встрепенулся, когда в тринадцатой палате раздался шум. Звук не имел ничего общего с металлическим бряцанием. Он был глухой, низкий и напоминал стон. Стефан бросился к нише. Кровать пустовала. Измятый пододеяльник, подушка... Фиона лежала на полу. Она дрожала, как малярийный больной в очередном приступе. Губы девочки беззвучно шевелились, а в уголках рта собиралась белесоватая пена. Приступ развивался стремительно. Судорожные сокращения мышц, отек лица и шеи, конвульсии. Потом тело Фионы изогнулось дугой.
Стефан был обязан вызвать медсестру, санитаров, фиксировать больную, ввести в ротовую полость девочки расширитель, придержать язык... Но Стефан медлил. Он был уверен, что Фиона разыгрывает представление. Обычная истерия. Таким больным требуется зритель. Испарина на лбу, покрасневшее лицо, прерывистое дыхание, стоны, всхлипы, предчувствие смерти. Потом некоторые пациенты изгибаются в классическую истероидную дугу. Ее-то сейчас и демонстрировала Фиона. Это тяжелое, но вполне поправимое нарушение психической деятельности. Оно лечится. Иногда достаточно хорошей оплеухи. Впрочем, кое-что смущало Стефана. Приступ был... множественным! Каждые полминуты мышцы расслаблялись, и Фиона обессилено падала на пол. После непродолжительной паузы девочка вскрикивала и вновь изгибалась, словно таинственный истязатель подключал к ее конечностям и затылку напряжение в тысячи вольт. Даже здоровенный толстокожий детина после такой пытки уже давно бы описался...
Стефан сохранял спокойствие. Он не собирался открывать дверь палаты. Он мог сидеть до утра и наблюдать, как Фиона корчит из себя припадочную. Психические больные часто устраивали такие спектакли, но Фиона... уж слишком старалась. Она исполняла роль без малейших помарок. Несведущий человек и в самом деле мог подумать, что у девочки тяжелый приступ "черной болезни". Стефан зевнул, отвинтил крышку термоса. В смежной палате послышался шум. Когда Стефан решил посмотреть, что же там происходит, Фиона успокоилась. Судороги уже не сотрясали тело девочки, и она, даже, попыталась взобраться на кровать. "Давно пора,– подумал Стефан.– Такие упражнения довольно утомительны".
Смежную палату занимал сексуальный маньяк. Он насиловал древних старух. Он не убивал их, но случалось, что престарелые партнерши не выдерживали столь яростного и неожиданного натиска. Любителя старины отловили и заперли в клинике. Его кормили антипсихотиками, но даже в заторможенном состоянии он удовлетворял себя несколько раз в сутки. Этой ночью маньяк насиловал собственную подушку. "Его бедра двигаются, как у кокер-спаниеля при случке",– подумал Стефан и вернулся к тринадцатой палате.
Спектакль продолжался. Девочка пыталась покончить жизнь самоубийством. Из обрывка простыни Фиона скатала веревку, свернула ее петлей, набросила удавку на шею, а другой конец подцепила к изголовью кровати. Да, был такой способ самоудушения. Если пытаться присесть и упереться ягодицами в пол, петля начинает сдавливать сосуды питающие мозг. Следует помрачение сознания, потом и полная его потеря. Тело обвисает, под его тяжестью петля затягивается все туже, и дыхание становится невозможным. Человек умирает... Но Стефан опять не верил в подлинность происходящего. Дабы покончить с собой таким образом – медленно и довольно мучительно – нужна громадная сила воли и непреклонная решимость уйти в мир иной. Стефан с грустью думал о том, что Фиона, по всей видимости, угодила в психиатрическую клинику совсем неслучайно. Эта истерика, теперь "самоубийство" на глазах у врача...
Петля сдавила шею Фионы. Девочка задыхалась. Она не пыталась привстать. Ее лицо посинело, глаза закатились, а язык вывалился на подбородок. Стефан открыл термос и наполнил чашку. "Неплохой кофе,– подумал Стефан.– Жаль, старика нет. Ему бы понравился...". Он вспомнил их посиделки за рюмкой коньяка и басни захмелевшего ординатора о синдроме Фредди Крюгера.
Руки и ноги девочки сотрясала мелкая дрожь, потом Фиона обвисла на удавке. На полу образовалась лужица. Стефан оцепенел. Непроизвольное мочеиспускание в данном случае могло означать только одно – Фиона умирала по настоящему! Или уже умерла!!! Стефан испугался. Паника захлестнула его, и он вдруг почувствовал, что сейчас тоже сделает лужу – прямо в холле психиатрического отделения. "Самоуверенный кретин,– простонал он.– Кажется, ты убил не только этого больного ребенка. Ты искалечил себя на всю оставшуюся жизнь...". Теперь Стефан уже не мог медлить. Он провернул ключ в замке, открыл дверь и бросился к девочке. Первым делом он приподнял Фиону, ослабил удавку и попытался сбросить ее с шеи девочки. И только потом он сообразил, что простынь, из которой Фиона смастерила удавку, была совершенно новой. Разорвать ее вот так, запросто, даже взрослому не под силу. Тем более девочке... И Стефан понял, что совершил еще одну ошибку.
Двойной удар в пах и живот нокаутировал его. Стефан скрючился, потом рухнул прямо в зловонную лужицу возле кровати Фионы. Он выпучил глаза и разинул рот, как подвыпивший футбольный фанат, узревший мяч в воротах своей команды. Оказалось вдруг, что параллельные миры существуют и вполне достижимы. И один из них – вселенная боли – отмыкается метким ударом промежду ног. В этом мироздании человек "дышал" раскаленными флюидами боли, а звуки и формы странным образом искажались. Стефану почудилось, что пол тринадцатой палаты дрожит, прямоугольник дверного проема вытянулся в овал, а ножки кровати превратились в "страусиные" конечности с громадными шпорами на каждом суставе.
Над Стефаном склонилось странное человекообразное существо. Сплошь волосатое, зловонное, в каких-то лохмотьях... Удавка все еще болталась на шее уродца. Существо рассекло петлю одним взмахом ладони. Стефан присмотрелся. Нет, ему вовсе не пригрезилось. Эта ладонь... Концевая фаланга указательного пальца превратилась в острое металлическое лезвие. Стефан вскрикнул. Лезвие тотчас переместилось к его шее.
– Больше ни звука,– предупредило существо.– Не то я вскрою твою трахею и брюшную полость!
"Эксперимент вышел из-под контроля,– подытожил Стефан.– Меня разопнут как премудрого "малдера"...".
Существо осмотрелось вокруг, втянуло ноздрями воздух, словно принюхивалось к чему-то, потом опять уставилось на Стефана.
– Можешь называть меня Фредди,– прогнусавил уродец и зловеще улыбнулся.– Фредди Крюгер. Уверен, тебе знакомо это имя. И не хнычь, трусливый ублюдок. Еще некоторое время я сохраню тебе жизнь.
"Бред,– пытался успокоить себя Стефан.– Совершенный бред... Быть такого не может! Я болен, отравился. У меня галлюцинации. Или просто кошмарный сон! Ведь я мог уснуть – там, на стуле, перед дверью тринадцатой палаты...". Он пребольно ущипнул себя в бедро, потом саданул лбом о ножку кресла. Увы, искаженная реальность... еще более исказилась. Люминатор на потолке вспыхнул синим пламенем и стал искриться. Голубоватые светлячки стремительно разлетались во все стороны и постепенно опускались вниз. Этот странный ливень испачкал пол, поверженного Стефана и чудовище, возомнившее себя Фредди Крюгером. Мерцающие крапинки постепенно тускнели и исчезали бесследно. Но "ливень" не прекращался. Светящиеся насекомые скопились вокруг люминатора, расползались по потолку, стенам.
"Я спятил,– решил Стефан.– Я сошел с ума! Но где санитары? Они должны услышать шум, увидеть открытую дверь. Они могут связать меня, уколоть... Да избить, в конце концов! Они обучены этому ремеслу!".
В коридоре послышались торопливые шаги. Фредди черкнул Стефана "когтем" по щеке.
– Ни звука! – напомнил уродец. Теперь уже все концевые фаланги пальцев на ладони чудовища превратились в острые металлические лезвия.
Санитар растерялся. Он застыл в дверном проеме. Рой светящихся насекомых, голубое сияние, избитый Стефан и странное чудовище вместо Фионы... Фредди втянул санитара в палату и молниеносно вонзил ему в живот все пять лезвий правой ладони. Лезвия легко проткнули человеческую плоть, вскрыли брюшную полость и вонзились в легкие. Санитар не успел даже вскрикнуть. Кровь хлынула из него, и он свалился наземь. Он хрипел что-то в агонии и пытался прикрыть ладонями страшные раны. Его внутренности вывалились на пол и покрылись мерцающими голубоватыми крапинками.
Стефана стошнило от отвращения и панического ужаса. Человеческие внутренности на полу, искрящийся люминатор, чудовище, кровь... Стефан утратил ощущение реальности. Все смешалось в его сознании, и если он еще не спятил, то был близок к безумию. Он поджал ноги к груди, словно боялся, что и ему могут вонзить в живот парочку лезвий, прикрыл уши ладонями и пытался не смотреть, как убийца терзает свою жертву.
"Этого не может быть,– шептал Стефан.– Этого не может быть...". Он повторял бесполезное заклинание, даже когда Фредди ухватил его за волосы и поволок к выходу из палаты.
В холле они столкнулись со вторым санитаром.
– Мне некогда,– отмахнулся Фредди. Лезвие рассекло обе щеки санитара – от уха до уха. Лицо жертвы превратилось в странную улыбающуюся маску с красным от крови подбородком. При желании в уголках "улыбки" можно было заметить даже зубы мудрости, пораженные кариесом. Санитар зажал рану ладонями и медленно осел на пол. Он захлебывался собственной кровью, но не проронил ни звука – даже не застонал. Возможно только поэтому он и выжил в итоге...
Фредди направился к ординаторской. Он двигался уверенно, словно работал здесь много лет и был отлично знаком с внутренним устройством клиники.
Мерцание света, странные звуки, образы... Стефан уже не обращал на них внимания. Его волокли по полу за волосы, как прохудившийся мешок с отбросами. Боль была чудовищной. Ему казалось, что его мозг извлекают из черепа, как улитку из ракушки. Фредди вдруг бросил своего пленника и побежал к комнате отдыха. Стефан услышал сдавленный крик. Сестра, вероятно, не успела проснуться. "Он подарил ей легкую смерть,– подумал Стефан.– Быструю, во сне...". Стефан пытался привстать. Боль в паху и под грудиной, тошнота, мышечная слабость... Он с трудом удержал равновесие. Пол вздрагивал. Стефан даже подумал о землетрясении. Толчки были настолько сильными, что в стенах образовались трещины. Из них выползали голубоватые светлячки. Насекомые кружились возле дверей, собирались постепенно в рой и проникали сквозь замочные отверстия внутрь палат. Светильники на стенах и потолке превратились в странные черные цветки. Их лепестки шевелились, а тычинки распыляли вокруг искрящуюся желтоватую пыльцу.
Фредди взял у санитара связку ключей и стал открывать палаты. Он внимательно изучал каждого пациента, потом переходил к следующей двери. Осмотр его не удовлетворил.
– Жалкие непотребные существа,– заключил Фредди.– Полуслепые, как щенки беспородной суки...
Он затолкал Стефана в ординаторскую.
– К утру и ты ослепнешь! – заметил Фредди.– И знаешь почему?
Стефан не имел малейшего понятия. Фредди мог, конечно, выковырять ему "коготком" оба глаза...
– Садись на кушетку,– приказал Фредди.– И не делай резких движений, не то...
Он помахал указательным пальцем. Стефану показалось, что лезвие стало короче. Он присмотрелся. Да, в самом деле: с "фредди крюгером" происходило нечто необъяснимое. Он как бы... очеловечивался. Грязная рыжая шерсть на лице и руках почти исчезла, а пропорции туловища изменились. Гориллообразный торс убийцы непостижимым образом уменьшался, а мышцы бедер и предплечий теряли свою выпуклость и уродливую узловатость. Изменялось и лицо: лоб стал более высоким, надбровные дуги уменьшились, а подбородок и нос вытянулись и, даже, заострились. Только глаза чудовища сохраняли прежнее нечеловеческое строение. Слишком большая радужная оболочка с отчетливыми красноватыми прожилками, диковинные треугольные зрачки... И ладони с лезвиями на каждом пальце!
"Дневной свет,– предположил Стефан.– Только в ординаторской есть светильники дневного света. В их лучах Фредди начинает изменяться... Или, что более вероятно, никакой метаморфозы нет, и изменяется мое собственное восприятие. При хорошем освещении галлюцинации блекнут, и бред изменяет свою структуру. Возможно, Фредди вообще не существует. У меня паранойя, тяжелое расстройство психики! Возможно, санитары все так же играют в очко, а смазливая медсестра видит неприличные сны...".
Стефан посмотрел на стены и потолок. Трещин здесь не было, пол не дрожал, а голубоватые насекомые, залетая сюда случайно из холла, сразу вспыхивали в дверном проеме и исчезали бесследно. Искусственный дневной свет исправлял искаженную реальность? Стефан уже не искал ответов и не пытался вырваться из этого нелепого парадоксального состояния. Он был бессилен изменить что-либо и молча наблюдал, как Фредди постепенно превращается в высокого тощего субъекта с нечеловеческими глазами и кошмарной коллекцией острейших лезвий в обеих ладонях.
Фредди подошел к окну и пристально посмотрел на Луну, словно видел ее впервые в жизни.
– Ну почему люди такие глупые и трусливые существа? – спросил убийца.– Почему здесь все преднамеренно иначе?
Фредди уселся на стол, за которым Стефан в последнее время любил досыпать конец рабочего дня.
– Наступит утро и ты, Стефан, меня не узнаешь,– продолжал Фредди.– И не только ты... Я выйду неузнанным из клиники и бесследно исчезну в этом городе. Днем люди превращаются в слепцов, а ночью... Увы, ночью они спят! Парадокс...
Фредди вздохнул.
– Ведь Фиона пыталась объяснить тебе кое-что – о жизни во мраке. Но ты человек, Стефан. Ты отмахнулся... Как и все, ты ночью спишь и очень пугаешься, когда во сне пригрезится что-то необычное.
Фредди опять посмотрел в окно.
– Эта Луна, звезды, галактика Млечный Путь... Они существуют во мраке. Да что там Галактика, бесконечная Вселенная погружена в нечто еще более таинственное и грандиозное. По странному недоразумению в этом мраке возникли звезды. Но звезды смертны, Стефан! Они выгорают и очень быстро. Как бы в отместку, многие из них превращаются в "дыры" еще более черные, чем мрак их окружающий. Вселенная состарится и умрет. И не будет никакой Сверхкапли и нового Большого Взрыва. Материя вернется к своему изначальному состоянию. "Мрачным", "темным", "черным" оно кажется людям с их примитивным зрительным аппаратом и культом солнца. Но именно это прадревнее состояние материи и определяет прошлое и будущее. Да, звезды угаснут, Стефан, а вместе с ними и люди, возомнившие себя единственными разумными существами в этой реальности. Какое самомнение... Человек создал культ зла, обозначил его черным цветом и низвергает в эту бездну все, что не в состоянии постичь или чего боится в силу несусветной своей глупости. Грозы тоже боялись, пока не поняли, что это, собственно, электрический разряд.
"Культ зла...– подумал Стефан.– Да сатанисты тебе в подметки не годятся! Они жалкие неудачники. Собачью кровь с вином пьют, могилы оскверняют... А ты убиваешь людей, Фредди. И тепловая смерть вселенной здесь ни при чем. Ты маньяк и убийца...".
– Люди уверены, что жизнь на Земле соткана из солнечного света, ночь, увы, неизбежное зло, а сон – лишь маленький кусочек смерти,– продолжал Фредди.– Но смерти ли? Вдруг оказывается, что во сне многие начинают прозревать. Необъяснимые видения, таинственные звуки, формы... Человек видит невидимое – и сходу его отвергает. Он спешит проснуться и дождаться утра, когда солнечный свет затмит ночную реальность.
– Невидимое ? – спросил Стефан.– Ночные кошмары, грезы, мерзкое чувство страха, словно ты заперт в сыром погребе... Это и есть твоя "жизнь во мраке"?
– Что-то в этом роде,– согласился Фредди.– Но это только контуры мозаики, очень грубый набросок. Нет объема, глубины. Поэтому невидимое кажется уродливым, а прозревшие теряют сон и глотают множество бесполезных пилюль. На самом деле невидимое весьма цельная и совершенная структура. Параллельные миры, антиреальности, многослойные измерения, временные парадоксы, свернутые системы... Всего не перечесть. Жизнь в невидимом возникла задолго до звезд. Кое-кто даже убежден, что Сверхкапля вовсе не случайность, что ее создал невидимый прадревний разум, чтобы зажечь звезды и убедиться в нелепости "дневного" существования.
– И ты – посланец невидимого ? – ухмыльнулся Стефан.– Властелин ночи!
Стефан не видел логики в словах Фредди, да и не искал ее. Умалишенные иногда умеют излагать свои бредовые теории чрезвычайно убедительно и последовательно. Жизнь в невидимом, извращенные миры, таинственное прадревнее начало... Как же, слышали. И о многом другом – о зловредных пришельцах, управляющих людьми с помощью волн, вкрадчивых голосах, нашептывающих всякую белиберду денно и нощно, странных "прозрениях"... Психиатр по роду своей деятельности должен внимательно выслушать шизофреника, а потом, при первом удобном случае, всадить лжепророку в задницу приличную дозу нейрокопа. Для блага больного...
Стефан ухмыльнулся – и застонал. Неглубокий порез на его левой щеке кровоточил и был очень болезненным. Стефан подумал о лезвиях. Они вполне могли быть испачканы каким-то ядовитым дерьмом, пусть и невидимым, существующим только в его воображении.
– Властелин ночи? – удивился Фредди.– Ах да, Фиона... Она присвоила мне этот титул. Она еще ребенок. Она понимает не больше твоего. Видишь ли, Стефан, мой кошмарный внешний облик создан людьми. Ведь это вы сочинили жуткую сказку о Фредди Крюгере. Вы наградили его сверхъестественной силой, коварством и этими лезвиями. Вы заставили его убивать из серии в серию – убивать вам же подобных и с особой жестокостью. И вы же сами, со сладострастным вниманием потребляете весь этот ужас! Неужели потребность в насилии и убийствах внутри каждого из вас? Скорее всего, так и есть... И я вовсе не удивлюсь, если где-нибудь объявятся Годзилла или граф Дракула, которыми вы пугаете на сон грядущий детей и взрослых. Уверовавший в чудовищ, их непременно встретит – как-то ночью... Почему ночью? Отчасти потому, что не мешает дневной свет. Ночью человек, как бы, обособлен от себе подобных и насторожен. Он боится темноты. Он присматривается, прислушивается, оглядывается. Он готов прозреть! Мир людей очень тесно стыкуется с невидимым. Иначе и быть не может. "Дневная" ниша лишь маленькая крупица жизни во мраке невидимого – не более. Эти объятия настолько тесны, что их могут обнаружить многие. Странные образы, шумы, голоса... Если человек не способен их "усвоить" и осмыслить, происходит сбой, настоящая авария психики. Шизофрения, разные психозы. Люди с более гибкой психикой видят летающие тарелки, охотятся за йети или сочиняют басни о лох-несском допотопном ящере. А особо дерзкие и творческие натуры искажают проблески невидимого до неузнаваемости! Вы делаете это неосознанно, в силу неподвластных вам подсознательных установок. Ты меня создал, Стефан. Ты, старик-ординатор и санитары! Ты кого собирался увидеть в тринадцатой палате? Золушку? Алису из Зазеркалья? Конечно же, Фредди Крюгера, кошмарного убийцу и насильника. Ты весьма тщательно изучил его внешность и повадки. Вот и получай результат. Как тебе эти лезвия?
Стефан еще раз осмотрел Фредди. Клетчатая рубаха, кожаный жилет, старые джинсы, истоптанные ковбойские сапоги, шляпа... Неужели это он, Стефан, разодел Фредди подобным образом? Вообразил землистую кожу, красные нечеловеческие глаза и лезвия на ладонях...
– Но кто же тогда убил полицейских и тех фермеров? – спросил Стефан.– И главное – зачем? Просто так, забавы ради?
– Да как же ты не понимаешь? – удивился Фредди.– Они сами и прикончили себя! Каждый создал своего собственного убийцу. Точно так же, как сейчас ты вообразил меня в тринадцатой палате.
Стефан промолчал. Он вел тщательный грамматический разбор последних предложений. От каждой запятой могла зависеть его жизнь. Казнить... нельзя... помиловать !..
– Фиона – уникальное человеческое существо, – продолжал Фредди. – В этой девочке преломляется невидимое и "солнечная" реальность людей. Я не знаю, почему и как это происходит. И никто не знает. Это одна из тайн материи, пространства и времени. Но сам феномен мы наблюдать можем. Почему это происходит в полнолуние? Можно предположить, что изменяются какие-то характеристики пространства-времени, но, скорее всего, дело опять же в людях. Ведь это человек придал лунным циклам особый смысл, а полнолунию – почти мистическую значимость. Человек настроил себя на восприятие "полнолунной" реальности в зловещем, обязательно угрожающем спектре! Итак, в Фионе многие люди могут наблюдать преломление невидимого и их собственной реальности. Происходит это чаще всего ночью и в полнолуние. Дальнейшее зависит от наблюдателя. Каждый видит то, что он собирается увидеть. Ребенок вполне может встретиться с Санта Клаусом или троллем из любимой сказки. Охотник за внеземным разумом видит "марсиан", причем их внешний облик в точности соответствует общепринятому образу пришельцев – маленькие зеленые человечки. Уверен, что случаи одновременного наблюдения НЛО большим количеством людей имеют то же происхождение. Публика страстно желает увидеть "летающие тарелки" и, когда невидимое преломляется в человеческую реальность с особенной силой, многие наблюдают в атмосфере странные блюдцеобразные предметы. Но горе тому, кто уверовал в оборотней, вампиров и прочих кровожадных чудовищ и встретил на своем пути Фиону! Уверовавший сам создает образ своего палача во всех подробностях. Вполне объяснимый испуг в таких случаях только "подпитывает" убийцу – делает его еще более сильным и устрашающим. Замкнутый круг. Вспомни Фредди Крюгера. Непобедимым его делал именно страх жертвы... Вспомни следствие по делу Фионы. В дом девочки заявляются некие "малдер" и "скалли", насмотревшиеся икс-файлов, и свято уверовавшие в пришельцев, кошмарных мутантов и прочих враждебных человеку существ. Представляешь, какое чудовище агенты сообща сотворили, столкнувшись с окном в невидимое ? Это и есть, собственно, синдром Фредди Крюгера – склонность психики к болезненной и, зачастую, убийственной фантазии. Очень точное определение. У них – "скалли" и "малдера" – не было шансов. Агенты погибли. Такая же участь постигла и остальных. И Фиона, увы, здесь ни при чем. Она не виновата, что иногда, в полнолуние, делает людей зрячими и более восприимчивыми к невидимому...
– Схожие убийства случались и в других городах – да по всей стране! – заметил Стефан.
– Вероятно, Фиона не одинока, невидимое преломляется и через других людей.
– Но если следовать этой весьма странной логике, Фредди, то тебя, собственно, не существует. Я тебя создал, и я же тебя могу "мысленно" перечеркнуть?!!
– Что ты и пытаешься сделать,– заметил Фредди.– Увы, ничего не получится. Ты в полной мере подвержен синдрому Фредди Крюгера и изменить подсознательные установки вот так, по желанию, не удастся. Я исчезну только с восходом солнца, когда, в дневном свете, ты почувствуешь себя в относительной безопасности и успокоишься. Но к тому времени я уйду отсюда. Вернее, уйдет Фиона. Ведь она предупреждала тебя, Стефан, что сбежит из этой клиники. Она использует феномен невидимого! Ей здесь тягостно. Ей здесь не с кем играть. И, самое главное, она не чувствует за собой вины.
"Да, конечно же, все кругом виноваты, только не она",– подумал Стефан. Он действительно пытался мысленно "перечеркнуть" Фредди Крюгера – успокоиться, переключиться на иной образ, ввести себя в состояние транса, когда внешние раздражители уже не действуют на психику с прежней силой. Увы, самовнушение не действовало. Эти трупы в холле, мерцающие голубые насекомые, дрожащий пол, черные соцветия вместо светильников... Стефан не мог вымарать из своей памяти все фильмы ужасов и разные кошмарные небылицы. Он видел невидимое и искажал его теперь с болезненной утонченностью городского интеллигента.
– Фиона тебя предупреждала,– напомнил Фредди.– Она пыталась найти выход из этой западни. Твой предшественник учуял неладное и уволился. Старик был более покладистым и не склонным к перемене мест. Он заметил зубцы энцефалограмм, которые просмотрели эти недоразвитые в федеральном центре, сравнил колебания с лунным циклом и сделал первые обобщения. Синдром Фредди Крюгера – его величайшее открытие! Старик войдет в историю. Но ординатор был слишком осторожен. Он не открыл дверь тринадцатой палаты. Да и тебе не советовал.
"Нет, это сумасшествие,– думал Стефан.– У меня галлюцинации – слуховые и зрительные. Я разговариваю сам с собой. Я не контролирую своего мышления и своих действий. Это я мог убить санитаров и медсестру...".
Двери палат остались открытыми, и кто-то из пациентов, очевидно, решил прогуляться. В холле послышались возня, ругань, потом раздался душераздирающий вопль.
– Я смотрел, нет ли в палатах людей, способных преломлять через себя невидимое,– объяснил Фредди.– Ведь это не совсем обычные существа... Но там одни убийцы и насильники. Здесь им и место.
В ординаторскую вошел здоровенный белокурый детина.
– Я решил, что они ему больше не понадобятся,– сказал он и бросил на пол кусок окровавленного мяса.
Стефан, конечно, был знаком с анатомией человека. Он без труда узнал мужские гениталии. Полный комплект. Имелись даже семенные канатики... Стефан догадывался, чья это собственность. Сексуальный маньяк, насилующий подушку в своей палате, теперь не сможет пользовать старух. И тут Стефан подумал, что сейчас и сам может лишиться мужских достоинств. Этот белокурый крепыш был некогда боксером. Его карьера складывалась вполне успешно, когда после очередного сотрясения мозга с ним случилось озарение. Он понял, что должен очистить планету от скверны. Поскольку его кумирами были такие несхожие личности, как Ганнибал Лектор и Рембо, то "зачистку" боксер производил своеобразно. Когда его изловили и упекли за решетку, он успел казнить и, отчасти, употребить в пищу более трех десятков людей. От виселицы его уберегли адвокаты, упрятав навсегда в психиатрическую клинику.
– Эта дрянь, которой старик постоянно меня прикармливал, нисколько не действует,– заявил крепыш.– Я все помню. И жду. И час мой, кажется, настал.
Он сделал шаг навстречу Стефану, потом обратил внимание на Фредди.
– Я изголодался,– осклабился маньяк не брезгующий человечинкой.– Чья печень вкуснее?
– Твой час действительно настал,– согласился Фредди.– Начни с меня.
Фредди отключил лампы дневного света. Маленькие ночники в углах комнаты превратились в черные цветки, из холла внутрь ординаторской влетел рой голубоватых светлячков, а стены покрылись трещинами.
– Да, я видел эту хреновину у себя в палате и холле,– заверил крепыш.– Но это не помешало мне кастрировать одного парня.
Фредди подмигнул Стефану.
– Ты ведь помнишь лекцию? – спросил он.– Каждый сам создает своего палача!
Белокурый каннибал изготовился к быстрой и легкой расправе. Этот тощий субъект с острыми чертами лица и нечеловеческими глазами не производил впечатления на бывшего боксера. Таких он прихлопывал, обычно, как москита на щеке – одним ударом.
Но Фредди стремительно изменялся. Мышцы на его предплечьях вздулись, грудная клетка увеличилась, а лезвия на ладонях исчезли бесследно. Его лицо несколько округлилось, в уголках глаз появились морщины, а волосы на макушке неожиданно выпали. Образ показался Стефану знакомым. Фредди втянул носом воздух. Его ноздри возбужденно расширились.
– Запах крови и пота,– сказал Фредди зловеще улыбаясь.– И страха...
Стефан оторопел. Вероятно, боксер еще бредил "Молчанием ягнят". Он создавал своего убийцу схожим на Ганнибала Лектора, кумира городских людоедов! Фредди получился очень крепким, жилистым – и готовым к бою!
Драка началась без длительных предисловий. Стефан сразу понял, что второго раунда не предвидится. Да и первый обещал быть быстротечным. Фредди действовал молниеносно. Он нанес боксеру удар в шею, уклонился от встречного "хука", потом остроконечным ковбойским сапогом размозжил сопернику колено. В пылу схватки маньяк, возможно, и не чувствовал боли. Он саданул Фредди в живот... Стефан после такого удара уже не поднялся бы с ринга. Он лежал бы, даже если б рефери продлил счет до ста.
Но Фредди держал удар. Он икнул, сделал судорожный вдох, потом использовал весьма действенный аргумент из арсенала Ганнибала Лектора. Фредди бросился к сопернику в объятия, ухватил его за волосы и резким рывком откусил часть верхней губы и носа. Людоед взвыл, как солист захудалой панкроковой группы. Рев был очень громким, продолжительным и искренним.
"Если и "запеленгуют" в соседнем отделении, то реакции, увы, не последует,– решил Стефан.– Душераздирающие вопли в психиатрической клинике не в диковинку".
Сказалась травма колена. Бывший боксер потерял равновесие и упал навзничь. Фредди схватил его за больную ногу, согнул в нужном направлении – и боксер немедленно перевернулся на живот. Уже без особой спешки Фредди уселся на соперника и крепко схватил за голову.
– А твоя печень вкусная? – спросил Фредди.– Нет, мне просто интересно. Если с фасолью и луком...
Боксер понял, что очистить этот мир от скверны уже не успеет. Фредди резким рывком повернул его голову против часовой стрелки. Раздался хруст, словно кто-то разломил черствую корку хлеба, и пронзительный вой тотчас прекратился. Фредди сразу стал терять свой спортивный облик. Его лицо и предплечья покрылись шерстью, а на ладонях возникли лезвия.
"Людоед мертв,– догадался Стефан.– Теперь моя очередь извращать невидимое и создавать собственного убийцу. Сейчас, когда света нет, Фредди опять превратится в чудовище из тринадцатой палаты. Он уже не будет таким сговорчивым. Он меня прикончит".
Стефан бросился к письменному столу, выдвинул нижний ящик и среди всякого хлама обнаружил пневматический инъектор. Такими штуками усыпляют в зоопарке слона или пятнистого леопарда, чтобы удалить им, к примеру, больные зубы. В психиатрической клинике инъекторами пользовались в исключительных случаях, когда приближаться к больному было опасно.
Фредди не стал дожидаться окончательной трансформации в волосатое чудовище. Он бросился к Стефану, пытаясь выбить из инъектор из ладони врача. Или отсечь лезвием полруки... Стефан выстрелил. Капсула с небольшой иглой вонзилась Фредди в шею возле левого уха. "Четыре миллиграмма нейрокопа,– подумал Стефан.– Это "взрослая" доза. Как бы для Фионы она не оказалась чрезмерной...".
Фредди навалился на Стефана.
"Все, опоздал,– запаниковал Стефан.– Сейчас он меня и вскроет!".
Нейрокоп действовал молниеносно. Фредди вдруг ослабел настолько, что Стефан смог оттолкнуть его зловонную тушу.
– Ты совершил ошибку,– сказал Фредди.– Я не собирался тебя убивать. Я только хотел помочь тебе увидеть невидимое...
Голубые светлячки начали меркнуть и падать замертво на пол, трещины в стенах исчезли, а черные соцветия в углах комнаты опять превратились в ночники. Искажения стремительно уменьшались. Изменялся и Фредди. Он не просто очеловечивался. Он скрючился и стал уменьшаться в размерах, словно был надувной пластиковой куклой и теперь терял воздух сквозь отверстие в оболочке.
– Ты упек Фиону обратно в тринадцатую палату,– хрипел Фредди.– Но мы еще встретимся, Стефан. После всего, что случилось, ты уже не сможешь вернуться в прошлое. До встречи в невидимом...
Стефан склонился к боксеру и попытался определить пульсацию сонных артерий. Он убедился, что в этой жизни людоед уже не полакомится печенью – ни человеческой, ни свиной. "Может это и к лучшему!",– решил Стефан и включил свет. Реальность восстановилась полностью. Назойливые светящиеся насекомые исчезли. На полу ординаторской лежал человек со сломанной шеей. Часть носа и верхняя губа у него отсутствовали. В дальнем углу комнаты, тоже на полу, скрючилась Фиона. Ее кожа было мертвенно-бледной, а в уголках рта запеклась кровь. Стефан уложил Фиону поудобнее, нащупал под левом ухом девочки капсулу с нейрокопом и извлек ее. Зрачки Фионы реагировали на свет, пульс был слабым, но ритмичным, а на щеках постепенно появлялся румянец.
Капсул с нейрокопом больше не было. Стефан бросил инъектор, открыл платяной шкаф, вынул из кармана полупальто газовый пистолет и вышел из ординаторской. Странное "землетрясение" прекратилось. Маньяки и убийцы исследовали холл. Они двигались неуклюже, как механические куклы, но некоторые были весьма подвижны и агрессивны. К Стефану бросились серийный убийца и поджигатель отелей.
Стефан уже не помнил, сколько выстрелов он произвел. Поджигатель отелей взвыл, словно пули были настоящими и угодили ему прямо в живот, а застигнутый врасплох убийца разинул рот и сделал глубокий вдох. Раздражающий газ прошел в легкие. Убийца упал на колени, прикрыл лицо ладонями и разразился приступом жесточайшего кашля. Стефан получил удар в затылок, споткнулся и упал в газовое облако. "Только не терять сознание,– простонал Стефан.– Ведь убьют же... И не вдыхать эту гадость!". Он откатился к стене и выстрелил наугад вверх.
С полуметра убить можно даже пугачом. Струя раскаленных газов оттолкнула человека, который пытался навалиться на Стефана сверху, обожгла ему плечо и шею, и оторвала ухо. Хлопчатобумажная майка на больном вспыхнула, а лицо исказилось гримасой боли. Стефан не помог ему сбить пламя. Газ раздражал глаза и проник в ноздри. Стефан чихнул, смахнул со щек слезы, и прижался к полу. Концентрация газа здесь была наименьшей. Стефан прополз в комнату санитаров, на ощупь нашел пульт и выжал сигнал общей тревоги.
Вой сирены органично дополнил какофонию, царящую в отделении. Опаснейшие маньяки и убийцы устроили состязание по громкости и частоте кашля. Особо одаренные лаяли, как цепной пес на случайных прохожих, визжали, плевались, пытались защитить глаза. Не мог не дышать и Стефан. Уже первый судорожный вдох "вскружил" ему голову. Стефан присоединился к первенству по чахоточному кашлю. Его легкие воспламенились, в горле возник очень плотный и болезненный ком, словно Стефан подавился персиковой косточкой, а лицо и шея стали отекать.
"Отек Квинке,– подумал Стефан.– Теперь мне уж точно конец!..".
Он попытался разбить окно, но только искалечил костяшки пальцев. Боли он уже не чувствовал. Он смотрел на Луну. Час Быка, полнолуние, Фредди Крюгер... Стефан превратился в сомнамбулу, безвольную механическую куклу.
А потом он впал в забытье.
Стефан опомнился только к утру. Его успели доставить в реанимацию и сделать все необходимое. Он выжил. Успели спасти и санитара, которому кто-то из больных рассек ночью обе щеки от уха до уха. Санитар потерял много крови, но смог продержаться до утра. Фиону пришлось выводить из шока. Чрезмерная доза нейрокопа надолго повергла ее в состояние прострации. Безумца, которому выстрелом оторвало ухо, перевели в другую клинику. Остальные пациенты отделались нешуточным испугом, красными, как у кроликов глазами и чахоточным кашлем. Медсестра уцелела. Кто-то привязал ее простынями к кровати, потом затолкал в рот кляп из громадного куска ваты. Невосполнимые потери отделения составляли бывший боксер, лишенный гениталий сексуальный маньяк и санитар с ножевыми ранениями в живот.
Следствие было долгим и, увы, безрезультатным. Народу понаехало много. Федеральные агенты, детективы, эксперты, психологи. Они запутались в противоречивых фактах. Кто открыл двери палат? Персонал? Вряд ли... В отделении маньяков и серийных убийц это было равносильно гибели. Убить санитара, рассечь лицо его напарника и кастрировать любителя дряблой женской плоти мог каждый из больных. Но свернуть шею боксеру, самому ловкому и сильному здесь пациенту?!! Казалось бы, только боксер и мог устроить бойню... Больные отмалчивались. Уцелевший санитар ничего не помнил. Все произошло молниеносно. Кто-то ударил его по лицу. Сознание он не терял, но боль была чудовищной. Он думал только о том, как остановить кровотечение и не захлебнуться собственной кровью. Медсестра утверждала, что ее застигли врасплох. Она уснула, кто-то навалился на нее сверху, затолкал в рот кляп и привязал к кровати. Да, она слышала возню в холле, ругань, вопли. Ей мерещились светящиеся насекомые, трещины на стенах и прочий вздор.
Не мог ничего объяснить и Стефан. Его подвергли многократному перекрестному допросу. Но он был психиатром. Он знал уловки психологов и криминалистов. Он смог избежать противоречий в своих показаниях. На вопрос, почему капсулой с нейрокопом он выстрелил по девочке, физически самому слабому и, казалось бы, неопасному здесь пациенту, Стефан сказал, что не знает. Просто не знает... Была суматоха. Больные вырвались из палат, устроили бойню. Он защищался... Конечно же, Стефан не сказал всей правды. Не мог же он заявить им, что резню устроил Фредди Крюгер, вымышленный персонаж из фильма ужасов? Что иногда, в полнолуние, невидимое становится видимым, и с Фионой в это время лучше не встречаться! И что жизнь существует во мраке... Теперь Стефан в этом не был уверен. Он мог бредить, галлюцинировать. Такие сумеречные состояния психики проходят потом бесследно.
Скандал постепенно утих. Федеральные агенты уехали, а Стефан написал заявление об уходе. В палату к Фионе он больше не заходил. Он вообще старался не думать о девочке. Он отработал положенное время, упаковал свои вещи и зашел к старику попрощаться.
Старик не вмешивался в расследование. Он занимался своим делом – лечил больных, Фиону. Конечно же, он заметил тонкий белесоватый шрам щеке Стефана.
– Ты уходишь? – спросил старик.– Да, так будет лучше. Для тебя, меня – и Фионы.
Старик помолчал.
– Ты ведь видел его, Фредди Крюгера? – спросил ординатор напоследок.
Стефан не ответил. Он оставил на столе связку ключей и пошел прочь из клиники.
Фредди был прав. Стефан уже не смог стать прежним. Что-то надломилось в нем. Он утратил внутреннее равновесие. Его терзали ночные кошмары и грезились всякие чудовища.
А примерно через полгода Стефан узнал, что Фиона, все же, сбежала из клиники. Как-то ночью, в полнолуние, маленькая хрупкая девочка взломала дверь палаты и бесследно исчезла.
© И. Желем
